Неточные совпадения
Между тем по другой стороне болота слышались не
частые, но, как Левину казалось, значительные
выстрелы Степана Аркадьича, причем почти за каждым слышалось: «Крак, Крак, апорт!»
Пушки стреляли не часто, не торопясь и, должно быть, в разных концах города. Паузы между
выстрелами были тягостнее самих
выстрелов, и хотелось, чтоб стреляли
чаще, непрерывней, не мучили бы людей, которые ждут конца. Самгин, уставая, садился к столу, пил чай, неприятно теплый, ходил по комнате, потом снова вставал на дежурство у окна. Как-то вдруг в комнату точно с потолка упала Любаша Сомова, и тревожно, возмущенно зазвучал ее голос, посыпались путаные слова...
Наши, взятые из Китая и на Бонинсима, утки и куры частию состарелись, не столько от времени, сколько от качки, пушечных
выстрелов и других дорожных и морских беспокойств, а
частью просто были съедены.
Я стал направлять его взгляд рукой по линии выдающихся и заметных предметов, но, как я ни старался, он ничего не видел. Дерсу тихонько поднял ружье, еще раз внимательно всмотрелся в то место, где было животное, выпалил и — промахнулся. Звук
выстрела широко прокатился по всему лесу и замер в отдалении. Испуганная кабарга шарахнулась в сторону и скрылась в
чаще.
Довольно сказать, что дело дошло до пушечной картечи и ружейных
выстрелов. Мужики оставили домы, рассыпались по лесам; казаки их выгоняли из
чащи, как диких зверей; тут их хватали, ковали в цепи и отправляли в военно-судную комиссию в Козьмодемьянск.
Часто случалось мне не верить своим глазам, когда, после отчаянного
выстрела, пущенного просто в куст или в
чащу древесных ветвей по тому направлению, по какому юркнул вальдшнеп, вдруг собака выносила мне из кустов убитого вальдшнепа. Как
частые сучья, правда без листьев, за которыми не видно птицы, не мешают иногда дроби попасть в нее — не понимаю и теперь!..
Бедная утка, наконец, выбивалась из сил, не могла держать своего тела глубоко погруженным в воде, начинала
чаще выныривать, медленнее погружаться, и удачный
выстрел доставлял победу которому-нибудь из охотников.
Что касается до меня, то я каждый год видал по нескольку раз лебедей, по большей
части в недосягаемой вышине пролетавших надо мною; видал их и плавающих по озерам, по всегда неожиданно и в таком расстоянии, что не только гусиною дробью, но и картечью стрелять было не возможно; а иногда и стрелял, но
выстрел мой скорее мог назваться почетным салютом, чем нападением врага.
Дупелей бьют по большей
части тою же дробью (то есть 9-м нумером), как и бекасов, но лучше употреблять дробь 8-го нумера; для дупелей же, напуганных стрельбою, — как то бывает всегда на токах, куда они, разлетаясь от
выстрелов, постоянно возвращаются и где они делаются, наконец, так сторожки, что поднимаются шагах в пятидесяти или более, — я употреблял с успехом дробь 7-го нумера.
Надобно принять за правило: как скоро подъедешь в меру — стрелять в ближайших; целя всегда в одну, по большей
части убьешь пару и даже изредка трех. Желая убить больше одним зарядом — измучишь себя и лошадей и убьешь несравненно меньше, потому что угонишь далеко и беспрестанным преследованьем напугаешь озимых кур гораздо скорее, чем редкими
выстрелами. Обыкновенно после каждого
выстрела поднимется вся стая и, сделав невысоко круг или два.
Если общество велико и вальдшнепов много, то
выстрелы раздаются беспрестанно, как беглый ружейный огонь; иногда лесное эхо звучно повторяет их в тонком прохладном весеннем воздухе, раскатывая отголоски по лесным оврагам; с изумлением останавливается проезжий или прохожий, удивляясь такой
частой и горячей стрельбе, похожей на перестрелку с неприятелем в передовой цепи.
Майзель, притаив дыхание, впился глазами в лесную
чащу; зверь шел прямо на набоба и должен был пересечь лесную прогалину, которая была открыта для
выстрела.
Силен был удар Никиты Романовича. Раздалася пощечина, словно
выстрел пищальный; загудел сыр-бор, посыпались листья; бросились звери со всех ног в
чащу; вылетели из дупел пучеглазые совы; а мужики, далеко оттоле дравшие лыки, посмотрели друг на друга и сказали, дивясь...
Ядра эти большею
частью не попадали, и потому в обыкновенное время против этих
выстрелов не принималось никаких мер; но для того чтобы горцы не могли выдвигать орудия и пугать Марью Васильевну, высылались секреты.
Оленин еще был сзади, когда старик остановился и стал оглядывать дерево. Петух тордокнул с дерева на собаку, лаявшую на него, и Оленин увидал фазана. Но в то же время раздался
выстрел, как из пушки, из здоровенного ружья Ерошки, и петух вспорхнул, теряя перья, и упал наземь. Подходя к старику, Оленин спугнул другого. Выпростав ружье, он повел и ударил. Фазан взвился колом кверху и потом, как камень, цепляясь за ветки, упал в
чащу.
Юрий, который от сильного волнения души, произведенного внезапною переменою его положения, не смыкал глаз во всю прошедшую ночь, теперь отдохнул несколько часов сряду; и когда они, отправясь опять в путь, отъехали еще верст двадцать пять, то солнце начало уже садиться. В одном месте, где дорога, проложенная сквозь мелкий кустарник, шла по самому краю глубокого оврага, поросшего
частым лесом, им послышался отдаленный шум, вслед за которым раздался громкий
выстрел. Юрий приостановил своего коня.
«Батальон, пли!» — раздалась команда, и грянул залп… Вместе с тем грянули и наши орудия. Опять залп, опять орудия, опять залп… Неприятельские
выстрелы стихли, наши горнисты заиграли атаку… Раздалась команда: «Шагом марш!» Та-да, та-да-та-да, та-да-та-та-а, та-ди-та-ди, та-ди-та-да, та-та-а, все
чаще, и
чаще, и
чаще гремела музыка, все быстрее и быстрее шли мы, и все
чаще и
чаще падали в наших рядах люди.
Сначала один горнист, где-то далеко, затрубил чуть слышно, меж гулом
выстрелов: та-та-та-та, та-ти та-та, та-ти, та-та, та-ти-тата, та, та, та, а потом, все ближе и ближе, на разные голоса и другие горнисты заиграли наступление…
Выстрелы сделались еще
чаще… Среди нас громыхала артиллерия, и, как на ученье, в ногу, шли колонны… Когда они поравнялись с нами, раздалась команда: «Пальба батальонами»… Присоединились мы кучками к надвинувшимся войскам…
Когда Рославлев потерял из вида всю толпу мародеров и стал надевать оставленную французом шинель, то заметил, что в боковом ее кармане лежало что-то довольно тяжелое; но он не успел удовлетворить своему любопытству и посмотреть, в чем состояла эта неожиданная находка: в близком от него расстоянии раздался дикой крик, вслед за ним загремели
частые ружейные
выстрелы, и через несколько минут послышался шум от бегущих по дороге людей.
И вот раздался первый, негромкий, похожий на удар топора дровосека, ружейный
выстрел. Турки наугад начали пускать в нас пули. Они свистели высоко в воздухе разными тонами, с шумом пролетали сквозь кусты, отрывая ветви, но не попадали в людей. Звук рубки леса становился все
чаще и наконец слился в однообразную трескотню. Отдельных взвизгов и свиста не стало слышно; свистел и выл весь воздух. Мы торопливо шли вперед, все около меня были целы, и я сам был цел. Это очень удивляло меня.
Выстрелы летели теперь за Коротковым
частые, веселые, как елочные хлопушки, и пули жикали то сбоку, то сверху. Рычащий, как кузнечный мех, Коротков стремился к гиганту — одиннадцатиэтажному зданию, выходящему боком на улицу и фасадом в тесный переулок. На самом углу стеклянная вывеска с надписью «Restoran i pivo» треснула звездой, и пожилой извозчик пересел с козел на мостовую с томным выражением лица и словами...
Может быть, если б в его упреке проглядывало сожаление о минувшем, желание ей снова нравиться, она бы сумела отвечать ему колкой насмешкой в и равнодушием, но, казалось, в нем было оскорблено одно самолюбие, а не сердце, — самая слабая
часть мужчины, подобная пятке Ахиллеса, и по этой причине оно в этом сражении оставалось вне ее
выстрелов.
— Нет, не убил, — с вздохом облегчения, как будто весь рассказ лежал на нем тяжелым бременем, произнес Кругликов. — По великой ко мне милости господней выстрелы-то оказались слабые, и притом в мягкие части-с… Упал он, конечно, закричал, забарахтался, завизжал… Раиса к нему кинулась, потом видит, что он живой, только ранен, и отошла. Хотела ко мне подойти… «Васенька, говорит, бедный… Что ты наделал?..» — потом от меня… кинулась в кресло и заплакала.
Но через минуту огонь принимался за свою игру с новой силой, и в юрте раздавались
частые взрывы, точно пистолетные
выстрелы.
Трещат ружья, слышатся
частые удары пушечных
выстрелов; дым покрывает один из холмов и медленно сползает с него на поле.
Пули визжали все
чаще и
чаще, наконец отдельных
выстрелов вовсе не стало слышно: все слилось в какое-то жужжанье.
Рысью пронеслась по дороге батарея, за нею пошли и мы. Солнце садилось; все зарумянилось. Мы спустились в лощину, где тек маленький ручеек. Десяток гигантских черных тополей будто бы крышей закрывал место, где мы снова остановились. Лазаретные повозки расположились в несколько рядов. Доктора, фельдшера и санитары суетились и приготовлялись к перевязке. Пушечные
выстрелы гремели невдалеке; удары становились все
чаще и
чаще.
Правее деревни, гораздо ближе, чем орудийные
выстрелы, не на возвышенности, а под нею, в долине Лома, застучала ружейная стрельба, сначала редко, как будто бы рубили лес в несколько топоров, потом все
чаще и
чаще. Иногда звуки сливались в сплошную трескотню.
Вплоть до позднего вечера продолжался широкий разгул поклонников Софонтия. Хороводов не было, зато песни не умолкали, а
выстрелы из ружей и мушкетонов становились
чаще и
чаще… По лесу забродили парочки… То в одном, то в другом месте слышались и шелест раздвигаемых ветвей, и хруст валежника, и девичьи вскрикиванья, и звонкий веселый хохот… Так кончились Софонтьевы помины.
Вдруг в кустах, как раз против нашей лодки, раздался сильный шум. Таинственное животное, все время следившее за нами, бросилось в
чащу. Испугалось ли оно, увидев людей, или почуяло оленя, не знаю. Изюбр шарахнулся из воды, и в это время Чжан-Бао спустил курок ружья. Грохот
выстрела покрыл все другие звуки, и сквозь отголосок эха мы все трое ясно услышали тоскливый крик оленя, чей-то яростный храп и удаляющийся треск сучьев. С песчаной отмели сорвались кулички и с жалобным писком стали летать над протокой.
И особенно теперь, когда темная туча собралась над родной стороной, когда последней угрожает страшная опасность от руки более могущественной и сильной соседки-Австрии, после этого несчастного убийства в Сараеве австрийского наследника престола эрцгерцога Франца Фердинанда, [15 июня 1914 г. в Сараеве, городке, принадлежащем по аннексии Австрии и населенном по большей
части сербами, были
выстрелами из револьвера убиты эрцгерцог Франц Фердинанд с супругой.] убийства, подготовленного и проведенного какими-то ненавидящими австрийскую власть безумцами, и которое австрийцы целиком приписывают едва ли не всему сербскому народу!
Он, конечно, услышит
выстрелы с дороги, и вернется сюда уже не один, a со значительной
частью русских солдат-храбрецов, которые и перехватают неприятеля, накрыв его здесь.
Катя завизжала, с бурным разбегом налетела, охватила руками голову махновца и вместе с ним упала наземь. Локоть его больно ударил ее с размаху в нижнюю
часть живота, но ее руки судорожной, мертвой хваткой продолжали сжимать плотную, лохматую, крутящуюся голову.
Выстрел раздался где-то за спиною, голова в руках глухо застонала, еще
выстрел.
Иван Ильич трясущимися руками взялся за лопату. Вдруг за холмом затрещали
выстрелы, послышалась
частая дробь подков по шоссе. Пригнувшись к шеям лошадей, всадники карьером скакали назад. Офицер держал повод в правой руке, из левого плеча его текла кровь.
Со всех сторон показывались
чаще и
чаще голубоватые дымки
выстрелов.
Ружейные
выстрелы усиливались, и пули стали летать
чаще и
чаще.
За горою трещали
частые ружейные
выстрелы и бухали пушки.
Вдруг со стороны реки раздался
выстрел, затем другой, третий. Солдаты вскочили, в один миг схватили ружья и бросились из леса по направлению к берегу, где
выстрелы уже сделались
частыми. Это поляки вздумали неожиданно напасть на русский лагерь.
Главная, противоположная бойницам московитян, стена, на которую опирались все надежды новгородцев, осветилась
выстрелом, и
часть ее, окутанная сизой пеленой сгустившегося дыма, с треском взлетела на воздух.
Главная, противоположная бойницам москвитян стена, на которую опирались все надежды новгородцев, осветилась
выстрелом, и
часть ее, окутанная сизою пеленою сгустившегося дыма, с треском взлетела на воздух.
Из темной дали, с левого фланга, слабо донесся ружейный
выстрел, отдавшийся в горах коротким эхом: таах-та!.. Другой, третий, — и затрещала
частая, сливающаяся пальба пачками. Тишина кругом еще больше насторожилась, стала еще более жуткою. На темном небе, казалось, вспыхивали слабые отсветы. Пальба трещала спешно и лихорадочно, потом стала ослабевать. Донеслось еще несколько одиночных
выстрелов. Замолкло.
Впереди, в тумане, раздался один, другой
выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и
чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.